"Здесь Адам был цветом, плодом был Мухаммад..."

Editor

Переход от обращения к Солнцу к похвале Печати пророков,

да благословит Аллах его и его семью, да приветствует

Золотая ракушка, жемчужницы клад,

Держит в море ладони тебя, Мухаммад.

Чем ты чванишься, плащ золотой надевая?

Ты в плаще у Избранника - нить золотая!

По достоинству ты - не из важной графы,

Ты - гвоздок золотой на броне Мустафы.

Ради этой кольчуги и создан Творцом,

Небосвод изогнулся кольчужным кольцом.

В той кольчуге, что носит воитель Творца,

Все небесные сферы ничтожней кольца.

В той кольчуге - сто тысяч колец из булата,

И одно потерять - небольшая утрата.

Это - божья кольчуга, она - не для всех,

Мустафе предназначен заветный доспех.

Но Пророку - мала, лишь по пояс - кольчуга,

Что накрыла пространства подлунного круга.

Пред блаженством, какое Пророку дано,

Горний сладостный мир - дуновенье одно.

Весь атлас небосвода, коль будет он спорот,

Станет пуговки петлей - таков этот ворот.

Высший дар уготован из всех одному,

В царстве вечности царствовать должно ему.

Где Ахмад- властелин, нет над ним властелина,

Оба мира в его государстве - ложбина.

В стольном граде Корана, чтоб вымолить рай,

Лишь на имя его хутбувечно читай!

Пищу черпает сердце в чертоге высоком,

И, спеша на служенье, вослед за Пророком,

По лазоревой коже бежит Джибраил

Из пресветлого мира, где гордо парил.

Девять сфер небосвода, синея высоко,

Драгоценной короной венчают Пророка.

Бог, поклявшись душою посланца сего,

Землю ковриком сделал в молельне его.

И Кааба гремит войсковым барабаном

У порога, где стала религия станом.

И торопится утро начать торжество

И в литавры ударить во славу его.

В странах вечности он обладает чертогом,

Где хранятся сокровища, данные Богом.

И девятое небо - заветный порог,

Тот придел, где вкушает блаженство Пророк,

Там высок белоснежный шатер шариата,

Где веревка Аллахова крепче каната.

В том чудесном шатре очертанья зверей

Перед ним оживают, всех мудрых мудрей...

Он, весь мир покоривши и вышние сферы,

Приписал эти страны к имуществу веры.

Вакфом сделал, добычу решил передать,

На державный указ наложивши печать.

Он спешит обласкать обитателей рая,

Своры грешные ада, как псов, отгоняя.

Хакани обращается к Пророку Мухаммаду,

благословение Аллаха на него и на род его и мир ему

Хакани, ты в мирской не валяйся грязи,

Под защиту Мухтара скорей приползи!

Убеги из притона обмана и смрада

И за стремя схватись самого Мухаммада.

Направляйся к обители вечных услад,

Где от века владычат Ахмад и Ахад.

От Ахмада не так далеко до Ахада,

Только "мим" в середине - меж ними преграда.

Этот "мим" - целый мир! Коль его удалят,

Вмиг сравняются в счете Ахмад и Ахад.

Но очнись, отступись от исчадия ада

И неистово в стремя вцепись Мухаммада.

На распутьи земных ненадежных дорог

Только слово Пророка - бессмертья залог.

Сдвинув "мим" в Мухаммадовом имени с места,

Гору Каф ты сомнешь и замесишь, как тесто.

О, за то, что возник этот "мим" на устах,

Тридцать две им жемчужины дарит Аллах!

Букву "мим" произносят уста постоянно,

Каждый раз к ним нисходит небесная манна.

Округлились уста, став похожи на "мим",

Слово в мир выводить предначертано им.

Честь устам - произнесть величайшее слово!

Буква "мим" есть - подобие круга земного.

Древо сущего Божий украсило сад,

Здесь Адам был цветком, плодом был Мухаммад.

Было после Адама явленье Ахмада,

Только после цветка - плод могучего сада.

Сура великодушья, отец ей - айат,

Завещающий щедрость, и дед ей - абджад.

Ведь Адаму он - внук, Авраамово чадо,

Но и дед и отец - не чета Мухаммаду.

После праотцев этих пришел Мухаммад,

Так и сура приходит, сменяя абджад.

Восхваление святой гробницы Пророка,

повелителя правоверных Али Бин Абу-Талиба,

да благословит его Аллах и приветствует

Ты увидишь, как толпы здесь падают ниц

Пред гробницей Избранника, перлом гробниц.

Не пчелиное войско, бурля, суетится,

Это замерли души пред чудной гробницей.

Льва вселенной почтивши, как верный слуга,

Солнце, стан свой нагнешь, как оленьи рога!

Из бассейна эдемского воду добудешь,

Этот прах поливать чистой влагою будешь.

Мускус взяв из пупка розоватой зари,

В синей ступе небес ты его разотри!

Галие несравненное будет неслабо,

Пропитаешь им прах пресвятой Бу-Тараба.

О, недаром татары, скача вперехват,

Этот прах чудотворный похитить хотят!

И не здесь ли Ризван добывает прехитрый

Благовонья с приходом адхи или фитра?

Исе покорные духи пришли,

Чтоб извлечь благовонья из этой земли.

Если хлещут дожди, увлажняя равнину,

Ставит небо печать на священную глину.

Эту почву отметило небо само,

"Милость Божья!" - поставив на глине клеймо.

Этот прах драгоценен, он будет сурьмою

Для болящих, чье зренье похищено тьмою.

Пред величьем Пророка Дженнан приувял,

И Тибет рядом с этой гробницей - провал.

На земле, где исполнено столько обетов,

В этом прахе признаешь ты сотни Тибетов.

О, не стало бы мускуса в мире, когда б

Не земля, где покоится Абу-Тараб.

Стали нынче бесплодны тибетские лани,

Да и мы не нуждаемся в мускусной дани.

Видит каждый доживший до этих времен,

Что сияет Куфа и Тибет упразднен.

Всем торговцам известно: по милости Божьей

Этот прах из Куфы - благовоний дороже.

Перед прахом избранника Асад-уллы

Лучший мускус тускнеет, не стоит хвалы.

Мускус - темная кровь, плод материи косной,

Как же с нею сравнить этот прах светоносный?

Разве сгусток той крови поставит Аллах

Выше этого праха, поправшего прах?

Пред гробницей святого - привратник в кольчуге,

И всегда у ворот - верхоконные слуги.

Небеса - лишь подножье величья Али,

Ибо в жизни он был украшеньем Земли.

А когда, посетив усыпальницу эту,

Всех куфийцев увидев, пойдешь ты по свету,

Сотни раз ты исполнишься пылких надежд,

Возликуешь, торжественно шествуя в Неджд.

Знаю, Солнце, что ты рождено не в Аджаме,

Лишь арабов из Неджда ласкаешь лучами!

Поневоле: "О, ветер из Неджда!" прочтешь, -

"Слава Неджду!" - тебе прочитать невтерпеж.

И по небу, покорно согнувшему спину,

Непоспешно придешь ты в Святую Долину.

Обращение к Солнцу и восхваление Пророка Мухаммада,

да благословит его Аллах и приветствует

Иль не ты воссияло, над звездами княжа,

Иль Кейван над тобою не замер, как стража?!

И, покуда земной не распался состав

И труба не отгрянула, прогрохотав,

Можно будет в земле отдохнуть Мухаммаду,

Ибо ей даровал он покой и отраду.

Он - в земле, много мук перенесший Ахмад,

Он - гора, переросшая гребни громад.

Он - в земной сердцевине, и веет от стлани

Благовоньями, словно от мускусной лани.

Где семнадцать седых волосков расцвели,

В камфару превратилось алоэ земли.

Вечно течь этих локонов благоуханью -

Бык Земли одарил его амбровой данью.

Рыба, Землю несущая, блещет меж тем

От сиянья ладони его, как дирхем.

В тесный круг бытия Дух его не вместится,

И тесна для него вся Земля, как темница.

Это море объял благородства гранит,

Этот жемчуг прочнейшей из раковин скрыт.

Хизр с Ильясом - хранители этой ограды,

и Идрисом служить ему рады.

Солнце, ты, как перо, начертавшее "шин",

Все ласкаешь устами страницы "Йасин"!

Всех сперва одарило покоем и миром,

А затем увлекло ликованьем и пиром!

Дланью милости взяв за строкою строку,

Дар ведомого выдало Проводнику.

Этот дар - изреченного слова услада,

А Водителем Разум избрал Мухаммада.

Обращение к благославенному Пророку,

да благословит его Аллах и приветствует

Осенив голубую твою колыбель,

Царь Небесный наследье сулил не тебе ль?!

Солнце, спешившись, шло за тобой до привала,

Твой чепрак позлащенный Луна начищала.

Был сперва ты мирбаром, а после Йездан

Сделал шахом тебя двух обширнейших стран.

Ты - султан, а не выскочка-военачальник,

В миг победы - гордец, в пораженьи - печальник.

Нет, подобен ты Солнцу, чей мощный порыв

В мире жизнь пробуждает, весь мир покорив.

Нет, не шахматный шах, слабосильный, убогий,

А властитель в торжественном брачном чертоге!

Шах, владеющим словом, подобно Анка,

А не сокол, который лишен языка.

Твой советник - премудрости вечной избранник,

Полководец твой - неба крылатый посланник.

Разум старшим наставником сделали тут,

Дух снимает здесь пробу с бесчисленных блюд.

Сам Соруш стал твоим каллиграфом придворным...

Что там! Стражем казны и посыльным проворным!

Духи знамя несут перед войском твоим,

Джибраил при шатре твоем стал вестовым.

Для тебя украшает судьба письменами

Стяг червленый рассвета и вечера знамя.

Только ради тебя создал Тот, Кто всеблаг,

Ночи темный шатер, дня сияющий флаг.

И всегда украшают кушак златотканый

Бирюза небосвода, лал солнца багряный.

Взявши месяц, как серп, ухвативши его,

Бог обрезал копыта коня твоего.

Из копыта отпавшего сделал планету,

Где - сподвижников четверо, верных завету.

О, недаром подобен твой меч Марийам,

Он беременным был и постился по дням!

Лишь родивши победу, он смог по условью

Кончить пост и насытиться вражеской кровью.

Пятикратно труба всех на Суд призвала:

К небосводу возносится крик: "Ла илла!"

Песню руда Зухра позабыла отныне,

Перед негром твоим став индийской рабыней.

Чудотворной молитвы услышавши гуд,

Сжал завистливо четки и сгинул Давуд.

Верю, создан весь мир этот шестисторонний

Для того, чтобы здесь восседал ты на троне.

Ведь свои шестигранные соты пчела

Для того, чтобы мед положить, создала.

Пред сокровищем столь совершенного духа

Обезводел Кавсар, древо райское сухо.

Мнится гурия грязной, нечистым Ризван,

Ибо ты неземной чистотой осиян.

Но тебе услужают они тем не мене,

У твоей совершают реки омовенье.

Твой немеркнущий свет блеску солнца сродни,

С половинками яблока схожи они.

А луна в небесах просияла цитроном,

Стала яблоком, вдруг пополам поделенным.

Вот луна для тебя превратилась в калам,

Но твоим ли касаться калама перстам?!

Шах и ты, до калама какое вам дело?

Нет сомнения - шаху писать надоело.

Он каламом лишь водит, но каждый изгиб,

Каждый росчерк - смиренный выводит катиб.

Кто порхает, велений твоих набегая, -

В ожерелья на пламени, как попугаи.

Знаю, в доме того, кто Пророку - не друг,

Поселен Бу-Яхья, лихорадки супруг.

А в чертоге твоем, не затронутом бурей, -

Джибраил, сей жених обольстительных гурий.

Чрево матери-жизни - дивлюсь я судьбе! -

Не рождало наследников, равных тебе.

Видно, роды она прерывает судабом,

Жизнь дарует лишь отпрыскам хилым и слабым.

Рубежом день рождения стал твоего,

Этот праздник небес и земли торжество.

Небывалым сиянием он озарился,

Дивный мир, освещающий сердце, родился.

В этот день далеко горизонты простер

Высоко вознесенный лазурный шатер.

Этот свод - из шатров твоих самый ничтожный,

Хакани пред тобою - что прах придорожный.

Возрожден лишь твоим попечением он,

В человека тобой этот прах превращен.

Ты его от обычая злого избавил

И на путь покаянья сурово направил.

И, покинувши свой шестивратный тупик,

Он к окну, что распахнуто в вечность, приник.

В славословьи подвижником стал неустанным,

В царстве слов утвердился всевластным хаканом.

И теперь, знатокам открывая тетрадь,

Он турчанок поэзии рад показать.

О, недаром даровано тюркское имя

Бедняку Хакани, окруженному ими!

Вижу я, их жемчужной красой дорожа:

В доме мысли любая из них - госпожа!

К сотне тысяч приходит она с утешеньем,

Силой суры "Йасин" отвечает моленьям.

Род ее драгоценнее рода Тегин,

Стал он скоропослушнее рода "Йасин".

Никогда не влекло ее сердце к чужбине,

Не хотела служить, не годилась в рабыни.

Пусть она - из Аджама а все же, смотри:

Почитает Ялваджа, взыскуя Тенгри!

Божеству поклоняясь и веруя строго,

Возлюбила она всемогущего Бога.

Пред владыкой лепечет возвышенный бред

Говорящая миру земному: "Нет-нет!"

В Судный день грешным душам не будет защиты,

Но в Саваде души эти девы укрыты.

Лишь дурные поэты питомцам гармоний

Досаждают повадкой своей скорпионьей.

Но сродни Марийам эти жертвы наветов,

Что постятся, ничтожество мира изведав.

Лиходеев бесстыжих умеривши прыть,

Волосами торопятся тело прикрыть.

Им пришлось, чтоб от глаза дурного укрыться,

Из своих изготовить волос власяницу.

Да, красотка такая стыдливо-строга,

Словно ока зеница, душе дорога.

Стаи этих красавиц, прельстительно-юных,

Одолели злосчастье, как воды Джейхуна.

Сохранили невинность и прелесть свою

И в арабскую приняты были семью.

Верю, благость твоя, благочестье лелея,

Надевает им всем ожерелья на шею.

Пребывают в чертогах эдемских они,

Милосердьем твоим оживлен Хакани.

Ты - пророков печать, что подобна заклятью,

Должен стать Хакани стихотворцев печатью.

Ты - печать его слов, но превыше всего

Для тебя - откровенье, стихи - для него!

Этот стих восхваленья, что пламенно-пылок,

Долговечней его погребальных носилок.